Все дороги ведут ни в какой не в Рим. Все дороги ведут к Доктору.  Угораздила же её нелёгкая привязаться к умственно отсталому королю трагедии и драмы! Если уж так приспичило посмотреть на Гамлета, Макбета и короля Лира в одном флаконе – недаром всё-таки Доктору нравился Шекспир, ой как недаром, видимо, Доктор тоже находил в творчестве этого великого писателя нечто сходное с его собственной жизнью! – Мисси никто не запрещал сходить в театр. Эта регенерация Доктора казалась ей надломленной, возможно, куда больше, чем все предыдущие. Доктор не просто выглядел как старик – он так и воспринимался. Не случайная внешность, о, нет! Ни в одной ещё Доктор не выглядел настолько потрёпанным, измотанным, утомлённым от жизни, что-то в нём как будто бы прогорело до угольков и теперь лежало давно остывшим пеплом, который уже и не разворошить, слишком давно там угасла последняя искра. Но так ли это? И можно ли исправить данное прискорбное обстоятельство? Нет, вопрос задан некорректно. Следует уточнить - может ли конкретно она, Мисси, как-то повлиять на такое положение дел? Она подарила ему Клару, но, похоже, Клара справляется не до конца, и вовсе не потому что Клара плохая или нерадивая, а потому что есть вещи, априори недоступные обыкновенным людям. Нет, Доктор никак не обойдётся без Мисси. Что Мастер делал всегда – это знал меру. Знал, когда следует прекратить давить на Доктора, знал, как его подталкивать к тому или иному поступку. Слишком хорошо знал, и с этой информацией надлежало обходиться бережно, почти трепетно. Мисси очень боялась, что однажды обнаружит в глазах своего дорогого Доктора только пустоту, отрешённость, безразличие ко всему. Она бы хотела позвать его, не дать упасть с края обрыва в ту пропасть, в которой сама бывала чересчур часто, и оттого лишь утвердилась во мнении, что там, внизу, вообще ничего полезного или важного нет. Наоборот, нельзя, ни в коем случае нельзя отпускать туда Доктора. Лучше Мисси в очередной раз прыгнет туда сама, очертя голову, с песнями и смехом, ей-то что, она вернётся, у неё есть в этом мире надёжно держащий якорь. Но Доктор – о, Доктор совершенно иная история! Он ведь, идиот этакий, вполне может решить, что без него все обойдутся, что не приходить обратно – самое верное решение, какое он в принципе может принять. Мисси жалела, что упустила так много времени и шансов поддержать его, где-то когда-то недоглядела, может быть, ей неплохо бы научиться разделываться со своими исчезновениями быстрее. Обживаться в этом теле, когда оно ещё было новым для неё, далось ей непросто, всё усугубляло то, что она ничего не помнила насчёт обстоятельств своей регенерации. Дело прошлое, конечно, однако, это ей ни о чём хорошем не говорило – как если бы память ей подправили нарочно, да ещё и против её воли. И она цеплялась за Доктора, чтобы его теплом прогнать угнетающие подозрения и накатывающий внезапной волной страх перед тем, насколько она всё-таки маленькая и одинокая в сравнении со всем остальным миром. Как ей утешить Доктора, если она сама нуждается в ободрении? Если она устала постоянно бежать, запутавшись и в направлении, и в выбранных ориентирах?
Мисси обвила шею Доктора обеими руками, коснулась щекой его седых волос. Погружённый в музыку, он воспринимался ею беззащитным и каким-то брошенным. Неужели тот парень из школы заслуживает того, чтобы ради него Доктор жертвовал общением, даже теми жалкими крохами душевного тепла, что способны ему обеспечить неуклюжие земные кролики, которых он, видимо, слишком сильно ударившись головой при очередной регенерации, не исключено, что самой первой – при каких обстоятельствах она, кстати, произошла-то? - называет друзьями?! Даже если бы тот вернулся – а он вовсе не вернулся, хотя Мисси им честно такой шанс предоставила, пусть они и не поняли этого… Почему Доктор всегда вынужден рано или поздно оставаться один? Разве можно предоставлять такое диво дивное самому себе? Он же на ровном месте себе шею свернёт! Да, он великолепен, он талантлив и ярок, ослепляюще ярок, но у него нет ни капли инстинкта самосохранения, он же… Это непостижимо и дико, но Доктор готов лечь костьми из-за любой не стоящей даже его ногтя ерунды! Иногда она задавалась вопросом – если она избавит его от необходимости возиться с планетой Земля и опекать её обитателей, будет ли он свободнее? А счастливее? Не попробовать ли проверить на практике? А потом забрать его с собой – куда угодно. Вдруг тогда Доктор наконец-то станет сговорчивее? Ведь у него не останется никого, чтобы защищать. Да, сперва он впадёт в бешенство, начнёт рвать и метать, не исключено, что ей придётся спрятаться от него на пару-тройку веков… Но потом он наверняка отойдёт, сделанного-то не воротишь, ну, по крайней мере – не в этом случае. Это ведь будет касаться временного потока Доктора, а Доктор не вмешивается в уже пережитые события чересчур грубо. Он не отважится, не рискнёт. А потом она подарит ему какую-нибудь новую расу, не требующую такого количества хлопот и беготни вокруг неё. Раз уж кибермены Доктора не вдохновили – она уточнит его вкусы и предпочтения и больше не повторит прежнюю ошибку, на втором заходе точно угадает! Приложит все усилия, из кожи вон вывернется – и он обязательно её простит.
- Ах, Доктор, неужели ты дошёл уже и до того, что зарабатываешь на пропитание своей более чем посредственной музыкальной игрой на публику? – нежно пропела Мисси вполголоса ему на ухо. – И кому же из твоих ручных хомячков посвящается твоя печальная музыка на сей раз? Эта смешная маленькая девочка, Клара Освальд, насколько мне известно, пока ещё жива. Возможно, вскоре я это поправлю, но я ещё не решила, когда и как именно… С кем-то ещё случилось что-нибудь плохое? Поведай мне, Доктор, не стесняйся, я тебя внимательно выслушаю!
Мисси была абсолютно уверена, что от малейшего намёка на опасность, грозящую его драгоценной и обожаемой Кларе, Доктор тут же взовьётся, будто высвобожденная из коробочки пружина, та самая, благодаря которой бумажный чёртик внезапно выстреливает чуть ли не в лицо незадачливого дурачка, дерзнувшего разомкнуть сдерживающий замочек и откинуть маленькую крышечку. Тем не менее, она нарочно, вполне осознанно, играла с этим огнём, ей нравилось, когда Доктор пылал эмоциями, когда его лицо искажала ярость, а губы дрожали от сотен невысказанных слов, потому что он никак не мог определиться, с чего же именно ему лучше всего начать. И всё равно этих нелепых сочетаний звуков никогда не хватало, чтобы наладить общение между ними, словно они разговаривали на разных языках без переводчика… Тем не менее, её действительно волновало, как именно он себя чувствует, и что происходит в его жизни. Где бы Мисси ни находилась, и чем бы ни занималась – она думала о нём, переживала, как у него дела. Он же совсем глупенький и до сих пор не адаптированный к жизни, его постоянно нужно хоть кому-то  да опекать! Она очень хотела остаться рядом – и у неё никак не получалось задержаться, а чаще всего у неё возникало впечатление, что ему этого вовсе не нужно, и вот это будило в её душе жгучую и горькую обиду. Возможно, из-за этого чувства Мисси убила Осгуд, ведь ей и впрямь была симпатична в некотором роде эта трогательная мышка в забавных очках. О, Рассилон и подагра его, Доктор интересовался кем и чем угодно, кроме неё, и Мисси ревновала. Мелочно и недостойно. Вот почему она никогда не назвала бы реальную причину, по которой делала как минимум две трети того, что делала – не считая, конечно же, того, что она просто могла, а, раз могла, зачем же себе отказывать. Ей ни к чему высокоморальные обоснования возникающих у неё сиюминутных прихотей. Доктор без них пока не обходится - ну, что же, ему остаётся лишь посочувствовать, эти ограничения в немалой степени связывают руки. У Мисси всё никак не получалось взять в толк, для чего ему вообще это, но, как она и тщилась доказать ему, что от лишнего хлама принято избавляться, а он таймлорд, а не воспитатель для самых маленьких в местных яслях, в роли которых она видела всю Землю - Доктор упирался и повторял, как заведённый, одну и ту же старую, как горы Утешения на Галлифрее, сказочку о милосердии и доброте. Ей что, придётся вникать в сюжет подробнее, чтобы они с Доктором сумели-таки изъясняться на одной и той же волне? Какая невыносимая скука! Но... Мисси уже почти согласна была принять и эти условия, если уж иначе у неё ничего с Доктором, закосневшим в его многочисленных странных и тесных представлениях о морали, не складывается.

[nick]Мисси[/nick][icon]http://s5.uploads.ru/t/uGijn.jpg[/icon]

Будучи капризной и непостоянной девочкой, Мисси, само собой, восприняла запрет Доктора как мотивацию к реальному исполнению того, что начиналось в качестве невинной шутки. Неужели он и впрямь полагает, что она просто подчинится, предварительно не поводив его за нос и не вымотав ещё клубок нервов? Наивный, как деревенский дурачок, Доктор. Изучать его реакции - одно удовольствие. По какой бы причине ей вдруг останавливаться? Он лишь подстёгивал её вести себя так плохо, как ей хватит фантазии, просто чтобы сполна полюбоваться сменой гримас с ошеломляющей скоростью от двадцати штук и более в минуту! Мисси даже глаза закатила, мол, что ты мне сделаешь, даже если я сброшу твою ненаглядную Клару в пропасть или превращу в кого-нибудь скользкого и ползучего? Да, разумеется, ты можешь рассердиться на меня и заставить избегать тебя три-четыре десятка лет, в крайнем случае - сотню, но что она для нас, так часто обманывавших смерть, что их можно зачислять в вечные, а, вернее, в существующие независимо от времени, и, как следствие, всех его потрясений и перемен. Я единственная, кто для тебя незаменим. Ты и сам понимаешь, что трепет крылышек твоих мотыльков не способен возместить тебе и дня, проведённого со мной... Вот почему песня о них и вышла печальной - их история, переложенная на лирику, получилась бы высокой трагедией, о которой не поют, поскольку нет языка, способного выразить столько всего скудными и ограничивающими восприятие словами. Как же хорошо, что она не в настроении грустить и перебирать все их неудачи, переливая из пустого в порожнее в очередной раз и выясняя, как они могли бы поступить иначе, чтобы не прийти к нынешнему результату.
И Мисси заливисто расхохоталась. Издеваясь над Доктором... И над собой в том числе. Ох, ну, к чему вся эта чепуха, ей не по вкусу нагнетать, лучше, если они поднимутся на свой эшафот, танцуя и до последнего выпивая жизнь большими глотками. Жалобные стенания лучше оставить влюблённым подросткам и честным налогоплательщикам. Может, Доктор ещё и прощения попросит за все тысячи своих предательств и ошибок, за отчуждённость, холод и избирательную забывчивость? За унижения и боль, причинённые ей? Отшлёпать бы его, да он вырос из того возраста, когда сие оказало бы воздействие. Но выпороть его всё равно не повредит... У Мисси отчего-то сложилось впечатление, будто Доктор боится взрослеть. Нет, не так. Ему претит - это же сделает его похожим на просиживающих задницы в удобных мягких креслах галлифрейских бюрократов и перестраховщиков, даже чихнуть, не сверившись с инструкцией и не испросив письменного позволения у Президента, не рискующих. А вдруг именно этот чих послужит каплей, переполняющей чашу, и реальность сдвинется? Они же тогда вырвут себе все волосы, посыплют голые макушки пеплом и уйдут в отставку, писать душераздирающие мемуары в качестве покаяния.
- А ты становишься сентиментальным! Неужели только ради этого ты терзаешь инструмент и уши окружающих? Милосерднее было бы их сразу перебить. И кто из нас ещё жестокий негодяй, упивающийся чужими страданиями?
Если она испепеляет людишек - то он убивает хороший вкус, и ещё неизвестно, что хуже. Во всяком случае, Мисси бы поспорила. Неужели он собирается продолжать в том же духе? Тогда она точно уснёт стоя, его занудство усыпит и армию. Наверно, за счёт этого он и победил столько противников - читал им нотации, пока у бедняжек ум за разум не закатывался, и они не выбирали самоуничтожение. Как же его расшевелить? А, придумала!
- Вообще-то мне не нужна причина, чтобы где-то находиться. Но, если она необходима тебе - то пришла, чтобы совершить похищение. Доктор, радость моя, я собираюсь украсть тебя. Хочешь, чтобы тут никто не пострадал? Заставь меня прекратить. Ну же, я отлично знаю, ты это умеешь. Ещё не забыл, что обещал мне цепи? Я заинтригована, дорогой, а что же дальше? Тебя возбуждает представлять меня скованной и в твоей власти, послушно дожидающейся, как тебе приспичит поразвлечься? Безграничное владение кем-то, кого ты больше тысячи лет не мог поймать и подчинить? У тебя увлекательные представления о ролевых играх, мой господин. Я готова признать тебя победителем, хотя бы для того, чтобы выяснить, как ты этим распорядишься... Но готов ли ты повелевать и сурово наказывать за неподчинение? Покажи мне, как ты это делаешь. Заставь плохую и злую меня заплатить за все мои преступления, будь изощрён и беспощаден. Покажи, иначе в этом здании все умрут. Сначала здесь, а затем я пойду по улице и продолжу там. Неплохая прелюдия, верно? Ты долго разогреваешься, увы.
Мисси говорила, глядя на Доктора проникновенным полыхающим взором, взволнованно дыша, демонстрируя поведение малыша, которому вот непременно вынь да положи игрушку, зацепившую его внимание. Под самый конец речи она опустилась перед Доктором на одно колено, плотно закрыла глаза и протянула ему обе ркки, расположив запястья так, будто предлагала сию секунду защёлкнуть на них наручники. Или что понадёжнее, например, сплавленные вместе стальные кольца, от которых она никогда не избавится. Впрочем, даже скованная Мисси запросто наворотит такого, что Доктор опять будет годами разгребать... В такой позе она и замерла, предлагая Доктору ни много ни мало, как всю себя. Безвозмездно, не ставя условий.
"Я не хороший человек," - сделал тогда вывод Доктор. Что же, она предоставила ему шанс проявить всю испорченность и порочность тут, где Клара не следит за ним и не критикует его поведение, хотя Мисси никак не удавалось взять в толк, почему мнение этой милой певчей птички вообще что-то значит. Клара, конечно, находчивая, но она же в точности как дрессированная собачка, выполняющая трюки с обручем и притворяющаяся, что умеет считать, и это не выработанный месяцами тренировок условный рефлекс... Точка зрения публики в принципе ничуть Мисси не заботила - пусть наслаждаются уникальным зрелищем из разряда "не пытайтесь повторить это дома", ведь им отпущен столь малый срок, а она его любезно сократит для них ещё больше. Всего лишь потому что человечки забавно лопаются, пуф - и они исчезают. Как семечки или орешки щёлкать. А их панические метания и крики лишь воодушевляли Мисси. Она смаковала их бурные истерические эмоции, насмехалась над тщетными усилиями спастись или на худой конец сгинуть последними. Так скучающий мальчишка давит жучков, паучков или муравьёв, да не по одному, а скопом, параллельно сочиняя, чем бы ему заняться. Крохотные насекомые носятся по столу, а он их изничтожает, чтобы руки занять. Некоторые так на полях в тетрадке рисуют. Абсурдно полагать, что Мисси ненавидит род людской. Чтобы ненавидеть, надо как минимум допускать вероятность пусть самого отдалённого и насилу притянутого, но равенства. А они всего-навсего гусеницы без перспективы дорасти до бабочки. Зато весьма любопытно смотреть, как изводится Доктор, когда она истребляет мелкую живность в его перекормленном домашнем террариуме размером с планету. Друг обидится, если к его сверчкам запустить жабу или змею, чтобы она их съела, но, если дружба давняя и крепкая - рано или поздно простит. Он же мягкосердечный и отходчивый, да и зачем им в принципе ссориться? Копошащиеся в мусоре личинки - дело наживное, да они и плодятся-то быстрее, чем позволяют какие угодно приличия. Восстановят пошатнувшуюся популяцию - и глазом не моргнёшь.
[nick]Мисси[/nick][icon]http://s5.uploads.ru/t/uGijn.jpg[/icon]