Человеческая внешность, человеческая походка, человеческое платье... Нечеловеческие привычки и образ мыслей. Сказать, что так ограничивать своё восприятие после стольких путешествий сквозь всё время и пространство было неуютно, и она казалась себе неуклюжей угловатой и невыносимо медленной деревянной куклой, всё равно как если бы влезла в неподходящий ей по размеру, слишком тесный маскот - значило промолчать. Корделия с трудом понимала, как люди ходят и говорят, откуда у них столько лишних, ненужных ограничений. Да ей приходилось постоянно напоминать себе, что надо моргать и дышать, её тело могло обойтись без всего этого, хотя на обучение движению век, на постижение тончайших нюансов мимики у них ушёл не один день. Её образ был настоящим шедевром, Корделия знала это... Но у неё по-прежнему не хватало представлений о том, когда и какие именно эмоции уместно проявлять. Палитра реакций в форме ТАРДИС у неё радикально отличалась от этого. И, честно признаться, хотя таймлорды посвящали данной науке шестьдесят и больше лет, и далеко не все даже после Академии справлялись с практическим применением полученных знаний - ей подобная коммуникация давалась гораздо легче. Ей недоставало слов, она просиживала сутки над словарями и книгами, а потом приставала вопросами к Каю. А иногда, пока он был занят своими экспериментами и в помощи не нуждался, Корделия выходила на улицу и приставала к случайным прохожим с чем-то из огромного списка вещей, которых она не понимала. Должно быть, их до холодного пота и дрожи в коленках пугала женщина, передвигающаяся быстрее, чем положено человеку, с неестественно горящими глазами, словно в них были вставлены маленькие лампочки. А улыбка! С такой улыбкой рисуют ведьм и буйнопомешанных. Корделия подглядела её в каком-то кино и успешно присвоила. Отчего-то там было полным-полно вопящих подростков, лишённых здравого смысла и инстинкта самосохранения, испускающих последний вздох от каждой мелочи, подворачивавшейся им по пути. Корделии показалось, что мужчина, повесивший одного парня и зарубивший ржавым топором двух девушек, просто хотел облегчить их страдания, вызванные отсутствием мозга в черепных коробках... Ну, а понравившаяся ей женщина называла себя его женой, она тоже парочку дураков выпотрошила. Поделом им, мельтешили в кадре почём зря и уныло молили о пощаде очевидную садистку, неприкрыто наслаждавшуюся неограниченной властью над пленницами и пленниками, их рыданиями и трепыханиями. А эти кретины верили, что их отпустят, если они пристыдят хозяев того особняка пыток и ужасов, потому что насилие - плохо, и они непременно донесут истину. Сценарист, однако, проявил себя реалистом - и никто не выбрался обратно на свободу. В самом конце показали смех и страстный поцелуй маньяков.
Эмоции... Какая глупость! Зачем они нужны, ведь из-за них жизнь настолько усложняется! Люди не могут разобраться, чего на самом деле хотят, и зачем им это, они привязываются не к тем, зато к друзьям, по-настоящему заслуживающим их поддержки и любви, небрежны, раня снова и снова острыми гранями своего характера. Ссорятся по пустякам, не прощают дела давно минувших дней, а ведь ни первое, ни второе действительно не играет ни малейшей роли! Эмоции бесполезны, лишь занимают бесценное оперативное пространство памяти. Если ты подвержен нерациональным, способным в любой момент измениться, непредсказуемым переживаниям - ты несовершенен, как сломанный стабилизатор временной воронки, как неисправный тормоз. Но даже Кай не лишён данного недостатка, к величайшему прискорбию Корделии. Он, конечно, милый мальчик, способный и талантливый, но иногда он склонен невероятно всё запутывать. Может быть, ей не дано осознать нечто важное, потому что у неё недостаёт одной из ключевых программ? Жаль, что "радость", "печаль", "любопытство", "вдохновение" нельзя просто загрузить в голову по заказу!
В любом случае, даже эти мучения - гораздо лучше, чем стоять в каком-нибудь углу или около свалки, пока Кай гуляет и развлекается с местными красотками. Не то, чтобы Корделия ревновала, но всё-таки это задело бы её. Впрочем, у ТАРДИС всегда есть безотказный способ наказать обнаглевшего пилота, заставив тащиться за ней через весь континент. Или отказать в доступе к некоторым функциям. На самом деле, её характер чрезвычайно отличался и от Кая, и от его отца, но она признала их обоих. Чего греха таить, её долго не выбирали, и она уже начала опасаться, что так и останется никому не нужной, а, кроме того... Было в них что-то такое странное. Серо-стальное у отца Кая и ярко-алое, с оранжевыми и золотыми пятнами у самого Кая. Это её приворожило. Чудесные цвета мира она начала постигать через них обоих. До сих пор непонятное ей, но завораживающее событие.
- Кровавые ванны - это дурновкусие, - поморщилась Корделия, понимая, что Кай так шутит. Однако, ей всё равно претила такая форма развлечений. Ладно бы ещё они не верили искренне, что это поможет, а тоже шутили! Но в серьёзном ключе их потуги выглядели жалко. - А, отложив в сторону сумасшедших, а также связанные с ними легенды и сказки - не соблаговолишь ли ты поведать мне, дорогой, каковы твои ближайшие планы? - нейтральным тоном спросила Корделия.
Она была довольна очередным небольшим маскарадом, затеянным Каем, но всё ещё не понимала нюансов. Она не испытывала подлинного интереса, хотя и умела его имитировать ко всему, что ей заблагорассудится. И, что Корделия считала несомненным плюсом своей личности, она всегда доходила до конца, никогда не бросала начатое на полпути, даже разочаровавшись в выбранном занятии. Это обычные, смертные индивиды не вправе себе такого позволить, а она, практически вечная - сколько угодно, к чему отказывать себе в роскоши, пробуя всё, что бескрайний и безумный мир предлагает. Почему бы и нет, пусть и она бы вполне обошлась без обновлений и усовершенствований? Люди, например, делают не только насущно важное для их выживания, а то бы так и остались в пещерах, добывая огонь трением палочек и гоняясь за мамонтами на обед. А, когда мамонты вымерли - ещё за кем-то, они по этой части вполне преуспевают... Если вдруг обнаружится, что приобретённое ей ни к чему, она удалит всё меньше, чем за минуту. Так уже было с оригами, испанскими танцами и дамскими романами двадцать первого века. На очереди стояли игра на виолончели и ныряние с аквалангом. Корделия знала б этих занятиях всё, от даты, когда изобрели виолончель и акваланг, и до технологии их создания, а также имена всех, кто лучше всего преуспел в использовании означенных инструментов по назначению. Но она не брала в пальцы смычок, не ныряла под воду, не получила конкретных впечатлений. Именно самодисциплина помогала Корделии развиваться, ведь она не испытывала подлинной потребности ни в чём, кроме своевременного технического осмотра и осуществлённого не-дилетантом ремонта. Она же машина! Зачем машине понимать произведения Шопена, Листа, Шуберта и Паганини, сколько бы народа ни называло их непревзойдёнными гениями? Она не предназначена для тонких материй, хотя её ощущения от купания во временных потоках были, пожалуй, вполне сопоставимы с теми, что описывали эстеты после приобщения к высокому искусству в концертном холле или картинной галерее.